вторник, октября 24

Условные обязательства

Ну, из трёх сегодняшних процессов не окончился ни один.
Первый мне пришлось пропустить. Тут - вина не моя, а о прочем говорить просто пока не могу.
Второй был в арбитражном суде Новосибирской области.
Дело-то, в общем-то, такое.
Некий вексель на весьма большую сумму был продан за небольшие деньги предприятием "К" (находится в состоянии банкротства) сначала предприятию "Г", а затем - "Д".
Ну вот, один из кредиторов "К" и заявил требование о признании первоначальной сделки недействительной, мотивировав свои требования так:
  1. Сделка купли-продажи была мнимой
  2. Сделка купли-продажи была притворной
  3. Сделка была крайне невыгодной для кредиторов, так как вексель на большую сумму продан за "смешную" (так в исковом заявлении!) цену.

Процесс этот шёл давно.
Я вошёл в него как третье лицо, не заявляющее самостоятельных требований относительно предмета спора, то есть вследствие п. 4 ст. 27 АПК РФ дело продолжает рассматриваться именно в арбитражном суде.
Говоря по существу, требования истца представляются пока мне очень, ну, очень странными.
Я никак не могу понять - каким образом мнимая сделка вообще может в то же время оказаться притворной. Наоборот: вследствие притворности сделка может оказаться мнимой - такая ситуация возможна, но тут нужны серьёзные доказательства. А если иметь в виду, что правовые последствия в виде отчуждения векселя и перечисления денег, вообще говоря, наступили, и истец требует именно двусторонней реституции, то как вообще можно говорить именно о мнимости сделки. Ведь мнимой сделкой признаётся именно такая сделка, при заключении которой стороны вовсе не намеревались создать именно юридических последствий. А тут уж именно юридические последствия, - совсем не важно какого качества, - налицо.
Самым интересным, с моей точки зрения, является довод о невыгодности сделки.
Действительно, вексель был продан отнюдь не по его номиналу, хотя он был процентный. Однако, невозможно считать, что вексель, да ещё и с на год (даже больше!) просроченным платежом должен продаваться именно за его номинальную сумму. Ведь вексель представляет собою ещё совершенно не деньги, и его продажная цена существенно зависит от платёжеспособности, или, во всяком случае, ликвидности должников по этому векселю - векселедателя, авалистов, индоссантов, предшествующих предъявителю. Деньги-то за вексель надо отдать сразу, а вот получишь по нему что-то или нет - зависит от многих факторов. А тут - голый вексель, единственным должником по которому является только векселедатель. А у векселедателя никаких денег вообще нет, имущества, кажется, тоже. Есть только установленные судом требования к "Д", однако и у "Д" нет достаточного имущественного покрытия таких требований. Даже на сумму векселя.
Словом, было бы интересно вообще расчитать сумму, которую можно было бы с той или иной степенью вероятности получить по этому векселю при его прямом предъявлении.
И вот тут-то мы подходим к самому процессу.
Понятно, что доказать то, что цена явно занижена, должен истец, причём доказать это, ссылаясь на какие-то материалы. Я даже готов согласиться с его доказательством, но только и исключительно при условии, что сам смогу поверить эти расчёты. А для такой поверки мне надо иметь данные, из которых исходит истец.
Но вот никаких документов я от истца не получил.
Потому сегодняшний процесс вообще начался с моего ходатайства о предоставлении мне документов, приложенных к исковому заявлению, и предоставлении времени для проверки и расчётов.
Я вынужден был дать пояснения, что я вовсе не привередничаю, а просто в самом деле хочу оценить один из трёх доводов истца. А именно этот вот, третий довод, довод, требующий расчёта, я никак не могу оценить с голоса. В отличии от первых двух, которые являются чисто юридическими.
Дело это меня, как ни удивительно, слегка завело. Я и в самом деле хочу просчитать платёжные цепочки и получить оценки ликвидности этого векселя.
Кстати, не исключаю, что реальная цена его - ниже того бланка, на котором он составлен. Если это так - то сделка по его продаже - сверхвыгодна именно для кредиторов должника. Хотя может оказаться и крайне невыгодной для векселедателя, который одновременно является и кредитором... "Д".
В самом деле, если все активы векселедателя состоят только в голых требованиях к "Д", причём на сумму, меньшую, чем сумма векселя, то единственным субъектом, которому может вообще понадобиться этот "бронзовый" вексель является именно "Д" - там его ликвидность весьма высока.
И думаю, что дело как раз в последнем. Для истца крайне выгодно разъединить требования к векселедателю и его долги. Кредитор векселедателя будет ликвидирован вот-вот, и тогда он освободится от обязанностей по векселю (если вексель предварительно вернётся к этому ликвидированному предприятию), а тогда у этого векселедателя останется только кредиторское требование к "Д". А "Д" лишится крайне ликвидного именно для него актива.
Вообще-то это довольно благодатная позиция входа в производства по делу - как третье лицо, не заявляющее самостоятельных требований относительно предмета спора: не нужны никакие доверенности и особенная связанность своей позицией с чьими-либо интересами, а прав достаточно для нормального и спокойного исследований материалов по делу. Для вхождение в дело таким образом есть специальные инструменты. Несколько странные, но вполне законные.
Удивительно, что часто такое вхождение в спор вызывает раздражение как у судей, так и у сторон. Почему-то все ждут какого-то подвоха. А его-то как раз может и не быть.
Словом, моё ходатайство было удовлетворено, и заседание отложено.

Наконец, последний процесс.
Он достаточно интересен.
Есть г-жа П (представляю её я).
Есть г-жа С.
Они заключили предварительный договор, основным в котором является договор займа.
П обратилась в суд с иском к С, требуя понудить заключить её договор займа и соответственно уплатить заёмную сумму (поскольку договор займа в российском законодательстве - договор реальный).
И вот С в процессе заявляет возражение: имеется дополнительное соглашение, в котором указано, что заём выдаётся только в том случае, когда будет установлено, что некая г-жа СМ не имела полномочий от г-на СН на принятие наследства, оставшегося от умершей г-жи Х.
СМ, СН - третьи лица, не заявляющие самостоятельных требований относительно предмета спора.
Я при этом рассуждал просто: условие есть. Технически верно оно составлено или нет относительно цели его составления - вопрос интересный для профессионального юриста, но который находится за пределами процесса. Для решения дела по существу необходимо исследовать доверенность СМ, если таковая имелась, и проверить: есть ли в ней специальное полномочие на принятие наследства. В данном случае прямое указание на такое специальное полномочие требует именно абзац третий п. 1 ст. 1153 ГК РФ.
В доверенности же СМ имелось иное полномочие - полномочие на получение свидетельства о наследстве.
В конце же концов, вопрос состоит только в проверке того - имело или нет место то обстоятельство, которое указано в условии условного обязательства. И не более того. Мы же не обсуждаем вопроса собственности СН.
Интересно то, что представитель СМ противопоставила моим доводам определение суда кассационной инстанции, в котором установлено, что СН принял наследство. Но само по себе принятие наследства СН вообще-то никаким образом не означает, что СМ имела полномочие на принятие такового. Наоборот - может быть и верно, но вот так - нет. Кроме того, само это определение было вынесено в деле, в котором не участвовал ни истец, ни ответчик. Правда, ещё двумя доводами представителя СМ были те, что раз нотариус не углядела отсутствия полномочий, то следовательно (?!) эти полномочия были; а кроме того - истец не представил ни одного судебного решения, которым было бы установлено, что у СМ не было соответствующих полномочий (!!).
Удивительно, что мне даже в шутку никогда не приходят в голову такие странные доводы.
Ну вот, сказали мы всё в прениях, я и представитель СМ использовали право на реплики...

Кстати, удивительно, но отчего-то все считают, что нет никаких ограничений в высказывании мнений в репликах, а ведь я-то считаю, что в репликах истец может говорить только о том, о чём было сказано другими участниками в прениях, а остальные в ответных репликах - только о том, что было сказано до них другими участниками в их репликах. Иначе это уже получается продолжение прений, а совсем не реплики. Но удивительно, что председательствующие в процессах судьи чаще всего совершенно не замечают нарушение правил о доводах в репликах.

Ну, до завтра, до 9:00, объявлен перерыв. ф.с. К. Гаврилец, я так понимаю, обдумывает ситуацию, осложнённую, как ему кажется наличием кассационного определения.

Комментариев нет: