Итак, тут опубликованы по крайней мере пять парадоксов:
- Парадокс циклической комиссии
- Парадокс брокера
- Парадокс трёх процессов
- Лгущий критянин как судья
- Парадокс неподсудного договора
Совершенно очевидно, что сами по себе парадоксы возникают из "трещин" между нашим представлением о понятиях и тем, что эти понятия суть сами по себе. (Что, кстати, доказывает что они суть и что они-таки суть сами по себе, а не только потому, что мы их мыслим). Если же иметь в виду, что по природе своей позитивные законы вообще суть только форма, в которую облекаются наши представления о закономерностях сфере духа, именуемой правовой действительностью, царством права, то в первом приближении к истине следует искать противоречие именно в позитивно-формальной сфере.
Представляется, что прежде всего это касается парадокса под №4.
Ясно, что само по себе правило, согласно которому единолично рассматривающий дело судья обязан и имеет право (то есть имеет функцию), оставаясь независимым и беспристрастным, рассмотреть отвод его самого, внутренне противоречиво, так как именно прав тот из комментаторов этого парадокса, который сказал, что судья не может быть независимым от самого себя. Следовательно такой парадокс порождён исключительно неверным законом - первым предложением п. 2 ст. 20 ГПК РФ. Особо выпукло именно неверность позитивной нормы проявляется в правиле о разрешении самоотвода: согласно п. 3 ст. 19 ГПК РФ самоотвод рассматривается именно в том же порядке, что и отвод. Иными словами, можно вполне вообразить себе ситуацию, при которой судья, заявив самоотвод, даёт самому себе объяснения, совещается сам с собой, затем отклоняет самоотвод своим же определением. Заметим, что такое положение дел никакого противоречия нормам ГПК РФ нести не будет. Но оно будет явно противоречить и Конституции РФ и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. И тут парадокс, описываемый нами, легко разрешим на уровне изменения формы нашего представления о понятиях правовой действительности, то есть нормы законодательства.
Иначе дело обстоит с Парадоксом брокера (№2).
Тут всё дело в неразрешимой симметричности ситуации - в ситуации Буриданова осла. В сущности, указанный парадокс именно парадоксу Буриданова осла и родственен. Известно, однако, что для разрешения именно ситуаций Буриданова осла существует достаточно простой способ: необходимо нарушить симметрию. Причём нарушить её по любому, но общему, нормативному признаку. Именно такая попытка сделана и в законодательстве России: если на одну и ту же вещь равно претендуют два субъекта, то считается, что преимущество имеет тот, кто раньше заключил договор, а если и это обстоятельство установить не дано, то тот, кто раньше подал иск. Другое дело, что может так случиться, что не удасться установить и обстоятельства первоподачи иска, но это уже вопрос не глубинной логики, а, скорее, проблема способа и точности фиксации момента. То есть парадокс этот оказывается также техническим.
Парадокс трёх процессов (№3) выявляет в своём анализе очень специфичное правило судопроизводства, согласно которому субъективно-частичное суждение суда после вступления в законную силу становится суждением объективным и абсолютным. В самом деле, любое разрешение судебного спора производится в следующих ограничениях: круг субъектов, основания спора, предмет спора. Разрешение спора включает в себя при этом также ограничения: нормы, нормоприменение, аргументацию. Сами по себе эти ограничения носят, конечно, необходимый характер, именно их конкретные значения и описывают, определяют спор как конкретный спор, и именно они определяют конкретное разрешение спора как таковое. При этом результаты такого разрешения существуют явно в зависимости от указанных ограничений и только в них. Однако именно эти же ограничения и не позволяют выносить суждения, сделанные в этом споре, за его пределы, делать их абсолютными и объективными. Между тем, правила о преюдициях совершают именно такой трюк. Суждения, верные относительно данных ограничений, могут быть совершено неверными в ограничениях иных. Этого, по-видимому, не понимали те, кто привязывал выводы суда как абсолютные к тем субъектам, чей спор уже судом был разрешён. Если же при этом добавить субъективные ограничения обжалования выводов и совершенно субъективное свойство нормоприменения, то становится ясно, что сами по себе принципы преюдиций вовсе не являются принципами царства права, а есть только пустые, случайно нашедшие бытие нормы позитивного законодательства, ни с какой необходимостью не существующие, а следовательно, недействительные и, следовательно же, неразумные. Туда же следует, разумеется с тем же основанием, отнести и всё прецедентное правоприменение. Судите сами: парадоксальная ситуация совершенно исчезает, едва только мы отменим пп. 2-4 ст. 61 ГПК РФ, п. 2 ст. 209 ГПК РФ и п. 2-4 ст. 69 АПК РФ. Парадоксальность исчезает, а вот целостность, систематичность законодательства - нет. Суд при этом именно разрешает спор "здесь и сейчас по тем правилам и на основании тех аргументов и доказательств, которые имеет суд". Тогда и верность решения суда признаётся не как верность вообще, не в абсолюте и не в тотальности, а лишь "здесь и сейчас по тем правилам и на основании тех аргументов и доказательств, которые имеет суд". Значит, и исток парадокса №3 лежит именно в неверно построенных позитивных нормах.
Парадокс циклической комиссии (№1) намного серьёзнее. Он действительно сильно напоминает знаменитый парадокс Рассела о несобственных множествах. Во всяком случае так кажется. Сложность вообще ситуации с договором комиссии проистекает из-за того уже, что имущественные отношения у одного субъекта возникают в зависимости от обязательственных отношений у других субъектов и в результате таковых. Именно в договоре комиссии особо хорошо видно это свойство, свойство разнесения понятий кредиторское требование как понятия обязательственного права и понятий правомочий на вещь как права вещного. Юристы хорошо знают, что само по себе возникновение кредиторских требований не влечёт с неизбежностью вещного права, как следствие - вещного права именно у кредитора. Уже при обычной сделке купли-продажи даже само выражение "я купил" может означать сразу две вещи: "я стал кредитором продавца" и "я получил в собственность вещь в результате исполнения обязательства по договору купли-продажи". Это особо наглядно видно из сформулированного правила ст. 455 ГК РФ, которую, впрочем, можно было сформулировать ещё сильнее: дело в том, что продавец вообще может не становиться собственником продаваемого товара и, тем не менее, как обязательство его будет действительным, так и исполнено оно может быть. Например третьим лицом, предложившим это исполнение за продавца. К тому же, если продавец станет только распорядителем вещи - комиссионером, например, то и в этом случае он также исполнит своё обязательство по договору купли-продажи, передав товар в собственность покупателю, хотя и не будет собственником продаваемого товара никогда. Но договор комиссии потрясающ ещё и тем, что тот, кто получает исполнение по договору, не есть носитель интереса, и как следствие - владелец результата. В сущности, договор комиссии есть именно со стороны комитента договор делегирования интереса, помещение своего интереса в комиссионера. А так как и сам комиссионер является при этом носителем собственного интереса, то даже с технической точки зрения всегда будет существовать проблема определения того - чей интерес реализуется в сделке: комиссионера как субъекта самого по себе или комитента, как делегата интереса комиссионеру. Мало того, комиссионер имеет право делегировать указанный интерес и далее. И вот именно здесь и возникает возможность замыкания цепочки делегирований на сам источник такого делегирования. И тогда делегированный интерес становится неразличимым от исходного.Запретить дальнейшее делегирование интереса по договору комиссии, то есть попросту запретить субкомиссию нельзя в силу совершенной неразумности такого запрета: для запрета субкомиссии нет никаких действительных оснований.
Но явно неразумной является сама неопределённость, возникающая из делегирования интереса к самому источнику такового. Разрешимо ли это? Думается. что вполне. Но для удобства разрешения и формулирования следует ввести ещё одно понятие, понятие, впрочем, совершенно теническое, которое просто поможет формулировать соответствующую норму. Попытаемся это сделать.Если договор комиссии, который заключает комиссионер как комитент, есть договор субкомиссии, то будем именовать тот договор, в который комиссионер вступил как именно комиссионер, договором суперкомиссии. Понятно, что взятые поотдельности договоры суперкомиссии и субкомиссии суть просто договоры комиссии - не более того. Приставки "суб-" и "супер-" выражают лишь их отношения к друг другу. По аналогии с субкомиссионером введём понятие суперкомитента. Тогда мы имеем право говорить о субкомиссии не только первого порядка, но и второго, третьего... любого. Выражение "договор субкомиссии третьего порядка" будет означать, что мы имееем: договор комиссии и ещё три договора, комиссии же, тянущиеся друг за другом от комиссионера по превичному договору вдаль. Теперь введём по аналогии же понятие порядка для суперкомисии: первичный договор комиссии для договора субкомиссии третьего порядка будет ни чем иным как договором суперкомиссии третьего порядка.
И тогда нам останется только сформулировать правило:
"Всякий договор являющийся одновременно договором субкомисии и суперкомиссии любых порядков - ничтожен"
Такое правило именно запретит организацию указанных в парадоксе циклов. Парадокс будет разрушен.
Осталось только вполне осознать - насколько разумно подобное ограничение. А осознать и обосновать это необходимо для любого, кто стремительно помчится это правило устанавливать как всеобщее.
Самый неуязвимый парадокс - №5: Парадокс неподсудного договора.
Весь фокус его заключается, кажется, в нескольких проблемах:
- в том, что судья является как бы двойственной фигурой: с одной стороны он - лицо, а, стало быть имеет и свои интересы и свои права; с другой стороны судья - функция и таковых интересов в самом разрешаемом споре, по крайней мере, иметь не должен;
- в том, что судебное суждение является одновременно и процессом, который имеет шаги и результатом, который достигается при строгой последовательности таких шагов;
- в том, что существует разнесённость, которую мы уже видели при исследовании парадокса о трёх процессах, между объективной истиной и истинностью суждения в суде - последняя рассматривается не только как верный разультат, но и как результат, полученный верной последовательностью операций в определённых ограничениях.
Словом, по верному замечанию Х. Кортасара, который он сделал в романе "Los premios": два плюс два больше чем четыре, два плюс два это четыре и тот, кто складывает. Кстати, математикам хорошо известны эти понятия: операции и результата такой операции. Для результата мало иметь операнды, надо ещё иметь и оператор. В рассматриваемом же случае, мы сформулировали ограничения на оператора таким образом, что он становится неприменим ни к каким операндам.
Поэтому этот парадокс наиболее красив, наиболее глубинен. И пока, как мне представляется, неразрешим.
