воскресенье, июля 29

Три порока присяжных

То, что нынешнее состояние судебной системы, при котором подавляющее количество дел рассматривается назначаемым исполнительной властью никому не подконтрольным профессиональным судьёй, скверно, поняли уже многие. Однако сама по себе констатация порочности существующего порядка, откровенно говоря, даёт мало. Она, в лучшем случае сама по себе, скорее, что-то объясняет. Например, оголтелое хамство, вроде того, которое описано в статье «Жалоба в ККС», или самодурство, или произвол. Однако, сама по себе констатация ничего не говорит о том, что же делать?
В момент своего возникновения и становления суды присяжных, то есть суды, состоящие из двух частей: коллегии профессиональных судей и коллегии присяжных заседателей, воспринимались, и воспринимались, в общем-то правильно, как серьёзный противовес сословным судам и судам профессиональным. Главной задачей коллегии присяжных была оценка доказательств и на её основании — разрешение вопросов факта. А так как длительное время (да и сейчас ещё) суд прежде всего воспринимался как суд уголовный и, следовательно, карающий, то подразумевалось, что коллегия присяжных производит как бы передачу подсудимого в руки профессиональныхсудей для наказания, либо напротив, отказывает в такой передаче. Присяжные заседатели были так называемыми «людьми с улицы» и потому отражали в большей или меньшей степени, но именно воззрения этой самой «улицы» на достоверность, относимость, допустимость доказательств, на наличие и степень вины. Присяжные предполагались как бы не знающими законодательства, не ориентирующимися в тонкостях его применения (подчёркиваю — именно предполагались), но зато именно им отдавалось полное суждение, касающееся внутреннего убеждения и жизненного опыта (очевидно, предполагается при этом,что ни внутреннего убеждения, ни.жизненного опыта у профессионального судьи было недостаточно). При этом никто не интересовался способом рассуждения присяжных при осуществлении тех или иных выводов.
В СССР суда присяжных не было. Суд же народных заседателей воспринимался как просто некая машина, штампующая некие решения. Народные заседатели приглашались в конкретное дело самим судом (а подбор того или иного состава для того или иного дела был всецело дело чиновным, закрытым), выборы народных заседателей часто, если не всегда, проводились под неусыпным партийным контролем, и, наконец, приблизительно с начала 70-х годов прошлого века стала в обществе возникать мысль, что сами по себе народные заседатели — не более, чем ширма. Никому, впрочем, не нужная. В момент слома традиций поспешили отказаться и от них. Впрочем, не сразу…
Но важно то, что уже теперь в противовес суду народных заседателей стала проводиться идея суда присяжных. Во-первых, потому что до революции 1917 года в Российской Империи был распространён именно суд присяжных, введённый последней царской судебной реформой, а во-вторых, потому, что в моменты великих переломов люди особенно чувствительны при поиске ориентиров к рекламе. А самой успешной саморекламой является самореклама США. То обстоятельство, что большая часть рекламных идей США ничему не соответствует в действительности, играет роль лишь при последующем критическом рассмотрении таких идей, но не в момент, когда они берутся в качестве ориентиров. А США же гордятся именно своим институтом судов присяжных.
И всё же, признавая высокую степень независимости суда присяжных от государственной власти, в чём, собственно, и состоит его преимущество, я возьмусь сказать,что в этом как раз все его преимущества и заканчиваются. А далее начинаются серьёзные пороки. Назову три из них.
1. Решение коллегии присяжных заседателей безмотивно. И это — первый и весьма серьёзный недостаток. (Пример такого удивительно безмотивного решения весьма недалеко: см. статью «Cовокупление обстоятельств»)। Причём, сохраняя дисциплину суда присяжных заседателей, при которой совещание коллегии заседателей происходит отдельно от судьи или судейской коллегии, и потому никому не известно его содержание, а внешне высказываются только и исключительно категорические ответы, но никак не гипотетические, этот недостаток совершенно. Более того — немотивированность решения заседателей по любому из вопросов совокупно с обязательной мотивированностью решения самого суда, заставляет судей, которые изготавливают такое мотивированное решение, подбирать мотивы под уже состоявшееся решение заседателей. Иными словами — к профессиональное деятельности судьи начинают относиться вопросы вовсе не оценочного характера, а именно поискового, инженерного: надо найти юридический мотив под уже заранее данный ответ при имеющихся данных. Если такого рода деятельность и характерна для адвокатов и представителей сторон, то она не может быть характерна для судьи, поскольку предполагает наличие именно интереса. В данном случае этот интерес будет заключаться в защите неизвестно по каким мотивам вынесенного вердикта присяжных. Следовательно, либо необходимо отказаться вовсе от мотивирования судебного решения, полагаясь в качестве оснований исключительно на ответы, данные присяжными, и сохраняя мотивы таких ответов втуне, либо заставлять именно присяжных писать всю мотивировочную часть. Последнее совершенно нереально, поскольку верное и стройное мотивирование выработанной, тем более, выработанной коллективно точки зрения — деятельность требующая достаточно серьёзных профессиональных знаний и навыков.Но если допустить немотивированность решения,то тогда следует вспомнить знаменитые приговоры не менее знаменитых троек: «Слушали — постановили», и приговоры фемгерихтов, и суды Св. Инквизиции, и суды Линча. Вряд ли всё именно это имеется в виду, когда говорится о суде присяжных заседателей.
2। Непрофессиональность суждений присяжных заседателей часто приводит к подмене предмета суждения।Помнится, несколько лет тому назад один из телевизионных каналов вёл интересную передачу, в которой суд присяжных выносил суждения по тем или иным вопросам. Важным моментом этой передачи было то, что совещание присяжных показывалось зрителям. Так вот, в одном из своих заседаний, суд обсуждал вопрос о том — необходимо ли принимать закон об эвтаназии, не этот, конкретный закон, а закон вообще. Были выслушаны обе стороны. Заседатели удалились в совещание। А мы стали внимательно слушать — о чём же совещаются те, кто сейчас даст ответ на вопрос। Вопрос, напомню был такой: «Необходимо ли принимать закон об эвтаназии?» Смысл, как мы видим вопроса состоит в том, что ставится под сомнение или на обсуждение (это как кому угодно) вопрос необходимости нормативного регулирования самой эвтаназии. Собственно, заседатели сначала начали говорить промеж собою именно об этом. Но уже через пару минут обсуждения, довольно, надо сказать, неупорядоченного, стало заметно, что тема-то сменилась. Заседатели вдруг хором начали обсуждать нечто совершенно иное: они стали обсуждать вопрос о допустимости эвтаназии вообще. И не нашлось среди них ни одного человека, который бы напомнил этой публике, что сейчас они вынесут ответ: „да“ или „нет“, отвечая на совершенно не тот вопрос. Но внешне-то ответ был как бы дан именно на вопрос, который был поставлен перед присяжными. Собственно, так всё и случилось. Категорический ответ „да“, выработанный присяжными, для присяжных означал принципиальную допустимость самой эвтаназии, а для тех, кто им задавал вопрос — необходимость специального регулирования таковой.
Наверное кое-кто помнит и дело об убийстве милиционера, в котором присяжные последовательно ответив „да“ на все вопросы, касавшиеся виновности подсудимого, тем не менее, на вопрос о вине его ответили „нет“. Причём впоследствии некоторые из них говорили,что не вполне даже сообразили — как именно они проголосовали таким странным даже для них самих образом. Иными словами их ответ был совершенно случайным. Ну, в данном случае они отпустили заведомого для них убийцу. А разве не могло случиться худшего? А ведь именно в силу безмотивности решения коллегии присяжных именно их решение является совершенно окончательным и его оспорить нельзя.
3. Предубеждённость решения присяжных, порою,тоже вызывает серьёзные сомнения. Тут проще всего показать несколько примеров именно из действительности США.В США к 90-ым годам вполне сложился общественный стереотип необходимости покровительства всевозможным меньшинствам. В число которых, надо отметить, входят и чернокожие американцы. Если в 1950-х годах обвинение негра в убийстве белой женщины или в изнасиловании её с высокой степенью приводило к осуждению негра, причём именно теми самыми присяжными (например, в штате Миссури в таких случаях обвинительный приговор следовал практически со стопроцентной вероятностью, не взирая на обстоятельства), то после аболиционистского движения 60-х дело получило иной крен: чёрная кожа вполне могла и защитить, если защита строилась на предполагаемом мотиве расовой ненависти. Например, ненависти со стороны белого обвинителя. А теперь, вспомним дело по обвинению О. Дж. Симпсона, который обвинялся в том, что жестоко расправился со своей бышей женой и её нынешнем мужем. Так вот, защита подсудимого строилась именно на том, что он-де чёрный, и обвинение чёрного в убийстве белой женщины и белого мужчины носит стереотипный предрассудочно-рассовый характер. И при всём великолепном подборе доказательств именно присяжные сыграли свою роль в том, что подсудимый вышел из зала суда неосуждённым.Тогда это вызвало по всей стране шквал эмоций. Достаточно посмотреть на оценку этого вердикта обществом США, полученным в ходе опросов институтом Гэллапа (а чем, в сущности, вердикт присяжных отличается от результата опроса?).Через некоторое время в другом штате тех же самых США судили девушку, которую обвиняли в непредумышленном убийстве ребёнка, за которым она доглядывала. Защищал её тот же адвокат, который защищал и О.Дж.Симпсона — F. Lee Bailey.Девушка эта была белокожей иностранкой. С доказательствами в этом деле было очень и очень скверно, и многие юристы ожидали оправдательного приговора. Но тут как раз сыграла свою роль реакция общества теперь уже на оправдание О.Дж. Симпсона. Стереотипом, который довлел над присяжными было то,что «этот адвокат защищает всегда именно виновных, он помогает им избегнуть правосудия; помните — как он помог этому негодяю Симпсону?!» И вердикт присяжных оказался: „виновна“. На сей раз подсудимую спасло то, что дело происходило в штате, в котором согласно законам судья мог отклониться от суждения присяжных. Этим правом он и воспользовался. В конце концов эта девушка уехала домой в Великобританию.
Я описал тут три серьёзных порока, присущих институту суда присяжных. Почему же только три, неужели нельзя найти ещё? Можно, но указанные три порока являются никак неустранимыми никакими внешними процедурами пока и поскольку речь идёт именно об институте суда присяжных. И если, например, некоторые порочные факторы, вроде принципиально возможного стороннего адресного влияния, или намеренного нарушения первоприсутствующим процессуального законодательства с целью в дальнейшем сохранить кассационный повод, можно пытаться устранить именно совершенствованием норм законодательства, то указанные пороки нельзя преодолеть иначе как начисто отказавшись от самого института суда присяжных.
И на эту тему следует крепко задуматься тем, кто мыслит не только о том, что в Отечестве что-то не в порядке, но и желает навести этот самый порядок.

пятница, ноября 3

Источники парадоксов

Итак, тут опубликованы по крайней мере пять парадоксов:

  1. Парадокс циклической комиссии
  2. Парадокс брокера
  3. Парадокс трёх процессов
  4. Лгущий критянин как судья
  5. Парадокс неподсудного договора

Совершенно очевидно, что сами по себе парадоксы возникают из "трещин" между нашим представлением о понятиях и тем, что эти понятия суть сами по себе. (Что, кстати, доказывает что они суть и что они-таки суть сами по себе, а не только потому, что мы их мыслим). Если же иметь в виду, что по природе своей позитивные законы вообще суть только форма, в которую облекаются наши представления о закономерностях сфере духа, именуемой правовой действительностью, царством права, то в первом приближении к истине следует искать противоречие именно в позитивно-формальной сфере.

Представляется, что прежде всего это касается парадокса под №4.

Ясно, что само по себе правило, согласно которому единолично рассматривающий дело судья обязан и имеет право (то есть имеет функцию), оставаясь независимым и беспристрастным, рассмотреть отвод его самого, внутренне противоречиво, так как именно прав тот из комментаторов этого парадокса, который сказал, что судья не может быть независимым от самого себя. Следовательно такой парадокс порождён исключительно неверным законом - первым предложением п. 2 ст. 20 ГПК РФ. Особо выпукло именно неверность позитивной нормы проявляется в правиле о разрешении самоотвода: согласно п. 3 ст. 19 ГПК РФ самоотвод рассматривается именно в том же порядке, что и отвод. Иными словами, можно вполне вообразить себе ситуацию, при которой судья, заявив самоотвод, даёт самому себе объяснения, совещается сам с собой, затем отклоняет самоотвод своим же определением. Заметим, что такое положение дел никакого противоречия нормам ГПК РФ нести не будет. Но оно будет явно противоречить и Конституции РФ и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. И тут парадокс, описываемый нами, легко разрешим на уровне изменения формы нашего представления о понятиях правовой действительности, то есть нормы законодательства.

Иначе дело обстоит с Парадоксом брокера (№2).

Тут всё дело в неразрешимой симметричности ситуации - в ситуации Буриданова осла. В сущности, указанный парадокс именно парадоксу Буриданова осла и родственен. Известно, однако, что для разрешения именно ситуаций Буриданова осла существует достаточно простой способ: необходимо нарушить симметрию. Причём нарушить её по любому, но общему, нормативному признаку. Именно такая попытка сделана и в законодательстве России: если на одну и ту же вещь равно претендуют два субъекта, то считается, что преимущество имеет тот, кто раньше заключил договор, а если и это обстоятельство установить не дано, то тот, кто раньше подал иск. Другое дело, что может так случиться, что не удасться установить и обстоятельства первоподачи иска, но это уже вопрос не глубинной логики, а, скорее, проблема способа и точности фиксации момента. То есть парадокс этот оказывается также техническим.

Парадокс трёх процессов (№3) выявляет в своём анализе очень специфичное правило судопроизводства, согласно которому субъективно-частичное суждение суда после вступления в законную силу становится суждением объективным и абсолютным. В самом деле, любое разрешение судебного спора производится в следующих ограничениях: круг субъектов, основания спора, предмет спора. Разрешение спора включает в себя при этом также ограничения: нормы, нормоприменение, аргументацию. Сами по себе эти ограничения носят, конечно, необходимый характер, именно их конкретные значения и описывают, определяют спор как конкретный спор, и именно они определяют конкретное разрешение спора как таковое. При этом результаты такого разрешения существуют явно в зависимости от указанных ограничений и только в них. Однако именно эти же ограничения и не позволяют выносить суждения, сделанные в этом споре, за его пределы, делать их абсолютными и объективными. Между тем, правила о преюдициях совершают именно такой трюк. Суждения, верные относительно данных ограничений, могут быть совершено неверными в ограничениях иных. Этого, по-видимому, не понимали те, кто привязывал выводы суда как абсолютные к тем субъектам, чей спор уже судом был разрешён. Если же при этом добавить субъективные ограничения обжалования выводов и совершенно субъективное свойство нормоприменения, то становится ясно, что сами по себе принципы преюдиций вовсе не являются принципами царства права, а есть только пустые, случайно нашедшие бытие нормы позитивного законодательства, ни с какой необходимостью не существующие, а следовательно, недействительные и, следовательно же, неразумные. Туда же следует, разумеется с тем же основанием, отнести и всё прецедентное правоприменение. Судите сами: парадоксальная ситуация совершенно исчезает, едва только мы отменим пп. 2-4 ст. 61 ГПК РФ, п. 2 ст. 209 ГПК РФ и п. 2-4 ст. 69 АПК РФ. Парадоксальность исчезает, а вот целостность, систематичность законодательства - нет. Суд при этом именно разрешает спор "здесь и сейчас по тем правилам и на основании тех аргументов и доказательств, которые имеет суд". Тогда и верность решения суда признаётся не как верность вообще, не в абсолюте и не в тотальности, а лишь "здесь и сейчас по тем правилам и на основании тех аргументов и доказательств, которые имеет суд". Значит, и исток парадокса №3 лежит именно в неверно построенных позитивных нормах.

Парадокс циклической комиссии (№1) намного серьёзнее. Он действительно сильно напоминает знаменитый парадокс Рассела о несобственных множествах. Во всяком случае так кажется. Сложность вообще ситуации с договором комиссии проистекает из-за того уже, что имущественные отношения у одного субъекта возникают в зависимости от обязательственных отношений у других субъектов и в результате таковых. Именно в договоре комиссии особо хорошо видно это свойство, свойство разнесения понятий кредиторское требование как понятия обязательственного права и понятий правомочий на вещь как права вещного. Юристы хорошо знают, что само по себе возникновение кредиторских требований не влечёт с неизбежностью вещного права, как следствие - вещного права именно у кредитора. Уже при обычной сделке купли-продажи даже само выражение "я купил" может означать сразу две вещи: "я стал кредитором продавца" и "я получил в собственность вещь в результате исполнения обязательства по договору купли-продажи". Это особо наглядно видно из сформулированного правила ст. 455 ГК РФ, которую, впрочем, можно было сформулировать ещё сильнее: дело в том, что продавец вообще может не становиться собственником продаваемого товара и, тем не менее, как обязательство его будет действительным, так и исполнено оно может быть. Например третьим лицом, предложившим это исполнение за продавца. К тому же, если продавец станет только распорядителем вещи - комиссионером, например, то и в этом случае он также исполнит своё обязательство по договору купли-продажи, передав товар в собственность покупателю, хотя и не будет собственником продаваемого товара никогда. Но договор комиссии потрясающ ещё и тем, что тот, кто получает исполнение по договору, не есть носитель интереса, и как следствие - владелец результата. В сущности, договор комиссии есть именно со стороны комитента договор делегирования интереса, помещение своего интереса в комиссионера. А так как и сам комиссионер является при этом носителем собственного интереса, то даже с технической точки зрения всегда будет существовать проблема определения того - чей интерес реализуется в сделке: комиссионера как субъекта самого по себе или комитента, как делегата интереса комиссионеру. Мало того, комиссионер имеет право делегировать указанный интерес и далее. И вот именно здесь и возникает возможность замыкания цепочки делегирований на сам источник такого делегирования. И тогда делегированный интерес становится неразличимым от исходного.Запретить дальнейшее делегирование интереса по договору комиссии, то есть попросту запретить субкомиссию нельзя в силу совершенной неразумности такого запрета: для запрета субкомиссии нет никаких действительных оснований.
Но явно неразумной является сама неопределённость, возникающая из делегирования интереса к самому источнику такового. Разрешимо ли это? Думается. что вполне. Но для удобства разрешения и формулирования следует ввести ещё одно понятие, понятие, впрочем, совершенно теническое, которое просто поможет формулировать соответствующую норму. Попытаемся это сделать.Если договор комиссии, который заключает комиссионер как комитент, есть договор субкомиссии, то будем именовать тот договор, в который комиссионер вступил как именно комиссионер, договором суперкомиссии. Понятно, что взятые поотдельности договоры суперкомиссии и субкомиссии суть просто договоры комиссии - не более того. Приставки "суб-" и "супер-" выражают лишь их отношения к друг другу. По аналогии с субкомиссионером введём понятие суперкомитента. Тогда мы имеем право говорить о субкомиссии не только первого порядка, но и второго, третьего... любого. Выражение "договор субкомиссии третьего порядка" будет означать, что мы имееем: договор комиссии и ещё три договора, комиссии же, тянущиеся друг за другом от комиссионера по превичному договору вдаль. Теперь введём по аналогии же понятие порядка для суперкомисии: первичный договор комиссии для договора субкомиссии третьего порядка будет ни чем иным как договором суперкомиссии третьего порядка.
И тогда нам останется только сформулировать правило:
"Всякий договор являющийся одновременно договором субкомисии и суперкомиссии любых порядков - ничтожен"
Такое правило именно запретит организацию указанных в парадоксе циклов. Парадокс будет разрушен.
Осталось только вполне осознать - насколько разумно подобное ограничение. А осознать и обосновать это необходимо для любого, кто стремительно помчится это правило устанавливать как всеобщее.

Самый неуязвимый парадокс - №5: Парадокс неподсудного договора.

Весь фокус его заключается, кажется, в нескольких проблемах:

  • в том, что судья является как бы двойственной фигурой: с одной стороны он - лицо, а, стало быть имеет и свои интересы и свои права; с другой стороны судья - функция и таковых интересов в самом разрешаемом споре, по крайней мере, иметь не должен;
  • в том, что судебное суждение является одновременно и процессом, который имеет шаги и результатом, который достигается при строгой последовательности таких шагов;
  • в том, что существует разнесённость, которую мы уже видели при исследовании парадокса о трёх процессах, между объективной истиной и истинностью суждения в суде - последняя рассматривается не только как верный разультат, но и как результат, полученный верной последовательностью операций в определённых ограничениях.

Словом, по верному замечанию Х. Кортасара, который он сделал в романе "Los premios": два плюс два больше чем четыре, два плюс два это четыре и тот, кто складывает. Кстати, математикам хорошо известны эти понятия: операции и результата такой операции. Для результата мало иметь операнды, надо ещё иметь и оператор. В рассматриваемом же случае, мы сформулировали ограничения на оператора таким образом, что он становится неприменим ни к каким операндам.
Поэтому этот парадокс наиболее красив, наиболее глубинен. И пока, как мне представляется, неразрешим.

среда, ноября 1

Парадокс неподсудного договора

Действительно красивый парадокс (автор: Ы), который, судя по всему, его автор сформировал по мотивам двух записей: этой и этой.

Вот он.
Условие договора гласит: "Каждый судья, который будет рассматривать дело, в котором этот договор является доказательством, в случае признания его ничтожным имеет право получить от каждой из его сторон по 1 копейке".
Вопрос: какому составу судей должен быть подсуден спор, в котором такой договор является доказательством?

вторник, октября 31

Длина окружности

Вот теперь я могу рассказать как дело, сделав круг за 10 месяцев, вернулось к началу.
Теперь можно и уточнить фабулу.
Фирма Т заключила договор подряда с фирмой Г. Т подрядилась изготовить для Г некое оборудование. Оборудование не слишком простое, требующее достаточно продолжительного изготовления, опробывания, испытания и так далее. Был составлен график как работ, так и платежей.
Поначалу и то, и другое - и платежи и работа шли нормально. Однако затем с платежами начались напряги - Г выбилась из графика, а затем одно из требований Т уплатить удовлетворила только наполовину.
Т некоторое время ждало денег, которые ей были нужны для финансовой деятельности, так как под обусловленный договором график получения денег уже были спланированы другие договорные платежи. Затем всё встало. Встало, естественно, и изготовление оборудования и исполнение тех самых сделок, которые Т заключало под обещания платежей со стороны Г.
Затем г-н И (он непредприниматель) поручился перед Т за исполнение обязательств Г по возмещению убытков в определённой в договоре поручительства доле. Доле, надо отметить, небольшой, но это уже - дело Т и г-на И. Они, конечно, имеют право определять размер ответственности поручителя таким образом, каким считают необходимым.
Вот в этой самой ситуации Т обратилась к мировому судье 5-го судебного участка Калининского района города Новосибирска с иском к г-ну И (кажется, там было соглашение об изменении трерриториальной подсудности в соответстви со ст. 32 ГПК РФ). Естественно, привлекая Г в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора.
На первом же заседании представители Г устроили настоящий концерт. Они, похоже, даже не обратили внимание на то обстоятельство, что г-н И далеко не полностью признал предъявленный к нему иск. Они начали выступать с заявлениями.
Первое состояло в том, что срок давности по иску - истёк.
Представитель г-на И на это ответил (правда вначале выступил представитель Т с парадоксальным утверждением, что срок исковой давности... ещё не начал течь!), что правом заявления об истечении срока давности имеет право делать лишь ответчик, но никак не третье лицо.
Тогда представители Г, которые вели себя достаточно своеобразно, постоянно отчего-то обвиняя представителя г-на И в том, что он-де защищает не столько интересы г-на И, сколько интересы Т (интересно, а чьи интересы при этом защищает представитель Г, делая подобные заявления?), попытались стать ответчиком. Для этого они заявили неслыханное ходатайство о... привлечении их в качестве ответчиков.
Т наотрез отказался предъявлять к Г какие бы то ни было требования.
Суд тогда в удовлетворении такого удивительного ходатайства отказал.
Представители Г попытались обжаловать это определение (хотя отчего бы его можно было обжаловать отдельно от решения - не понимаю).
Через значительный период времени выяснилось, что ничего они в реальности не обжаловали.
Начали рассматривать по существу.
Представители Г стали говорить, что у Т не было лицензии на производство такого рода оборудования и уж тем более на проведение вполне определённых анализов, которые были предусмотрены договором. Выяснилось, что никакой специальной лицензии на производство именно такого оборудования просто не требуется, а проведение лабораторных испытаний образцов, на которые действительно нужна серьёзная лицензия, Т вполне было способно заказать в лицензированной лаборатории, находящейся по соседству с самой Т.
Тогда представители Г заявили, что Т не сдала им выполненную работу.
Опять стало ясно, что это и не требовалось - вся, именно вся работа и не была сделана. Были завершены определённые этапы по договору, а вот оплата не была произведена вовремя. Да ведь никто и не требовал от Г уплатить всю сумму по договору. Речь шла только о том, что Г не исполнила своих обязательств по промежуточным платежам!
И при всём этом ответчик - г-н И последовательно соглашался с приводимыми представителем Т обстоятельствами, тем самым просто освобождая Т от доказывания таковых в силу п. 2 ст. 68 ГПК РФ. Однако, надо признать, что даже и без ссылки на п. 2 ст. 68 ГПК РФ доказательств в деле было довольно.
И тогда снова представитель Г, выступавший в довольно странной манере каких-то полуугроз, полунападок на представителя г-на И, постоянно ссылаясь на какие-то "сомнения" (очевидно, даже не предполагая, что сами по себе сомнения относительности разумности и добросовестности в гражданском судебном процессе в отличие от уголовного ничего не значат в силу презупций п. 3 ст. 10 ГК РФ), снова заявил о привлечении в дело Г в качестве ответчика.
Мировой судья, по-видимому, крепко устав от этих бесконечных заявлений и ходатайств, решила перенести эти домогательства в суд общей юрисдикции, прекрасно понимая, что и истец и ответчик будут против. Но зато в этом случае, согласно расчётам судьи, её не в чем будет упрекнуть: "Ну вот так, дескать, решили федералы!".
И мировой судья вынес определение, которым удовлетворил ходатайство о привлечении Г в дело в качестве ответчика. Правда суд указал в определении, что оно может быть обжаловано.
Представители Т и г-на И понимали, что на самом деле такое определение отдельно от решения обжаловать нельзя, но воспользовались возможностью подать жалобы, в которых изложили свои точки зрения. Они указали, что такого рода привлечение к участию в деле в качестве ответчика Г прямо противоречит принципу диспозитивности гражданского судебного процесса, согласно которому, в частности, вопрос о том - кому именно из двух солидарных должников предъявлять требования - вопрос не суда, а исключительно истца. Там же было и разъяснение вопроса - когда привлечение ответчика является в сущности, необходимым для разрешения спора по существу (ситуация субституции должника). Вполне естественно, что федеральный суд не стал рассматривать жалобу, указав, что она может быть рассмотрена только вкупе с жалобой на вынесенное решение, но не отдельно.
Таким образом, дело вернулось к мировому судье.В деле уже были два ответчика: Г и г-н И.
Вот в этой вот конфигурации мы и вошли в процесс сегодня. Г уже готовилась отпразновать победу простым заявлением о пропуске срока исковой давности, но тут...
Представитель Т (не скрою, это была давняя домашняя заготовка) встал перед началом судебного заседания и... отказался от иска к Г! (Вообще-то такой тактический приём, применяемый в других, правда, ситуациях назван разработчиками "гамбит"). При этом он ещё и присовокупил, что Т никогда к Г иска не предъявляла и вообще не собирается этого делать, сознавая, что срок исковой давности для такого иска пропущен. Представитель г-на И заявил, что действительно, такой отказ от иска не нарушает прав ни г-на И (это он, представитель г-на И вправе решать сам - он и никто более!), ни каких-либо иных лиц. А в остальном - вопрос определения исковых требований - субъективное право истца, а права в процессе стороной осуществляются по усмотрению стороны, но никак не суда.
Представитель Г (он явно не ожидал такого поворота дела, не просчитывал его и не был, следовательно к нему готов) начал с того, что представитель г-на И защищает не интересы г-на И, а интересы Т (меня начало пробивать на смех, так как было сильно похоже, что теперь уже представитель Г взялся быть арбитром в отношениях между г-ном И и его представителем, а заодно уж и представителем Т), и что если б г-н И хотел, то мог бы и давно уже уплатить "незначительную сумму" (я начал уже смеяться, поражаясь удивительному нахальству с которой представитель Г начал подсчёт денег в кармане г-на И; кстати, представитель г-на И вытащил из кармана деньги и демонстративно протянул их представителю Г), а потом представитель Г, пропев песню о "сомнениях", начал рассказывать, что он подозревает, что против Г затевается что-то недоброе (я уже смеялся явно, так как ясно видел, что сомнения и подозрения у него есть, но этот адвокат, который важно протягивал вместо паспорта удостоверение, был даже не в состоянии сообразить - а в чём, собственно состоит тактическая угроза - срок-то исковой давности явно закончился!), а потому-де, если дело так пойдёт (!?!), то они, представители Г, то есть, обратятся в компетентные (sic!) органы по поводу злоумышленника - представителя Г. Было весело. Такого откровенного testimonium paupertatis я давненько не наблюдал (если, конечно, не считать выступлений г-на Д.В. Перфильева, но те были не смешными, а откровенно мерзкими).
И суд вынес определение о принятии отказа от иска. А затем ещё одно - о привлечении Г в дело в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора.
Процесс сделал круг с длиной окружности в 10 месяцев!
На этом пока сегодня и закончили.
Да... а фамилия судьи? А вот с этим я пока повременю. Надо, всё-таки, отметить, что кроме тяжёлой затяжки судья ничего особо плохого не сделала и держалась в споре вполне достойно.

понедельник, октября 30

Своеволие нарастает

Итак, сегодня под конец дня выяснилось вот что.
Я писал в записи "В Бобруйск!" о том, как суд держал в неведении людей относительно начала судебного заседания. Называю суд: федеральный суд общей юрисдикции Центрального района города Новосибирска, называю судью: федеральный судья Зиновьева. Вы можете посмотреть, прочитав запись, что именно произошло в суде: люди прибыли в заседание вовремя, но их даже никто не счёт достойными проинформировать о самой задержке начала судебного заседания, не говоря уже о причинах таковой, а потому они ушли.
Надо отметить, что по этому поводу был составлен акт и передан под отметку в канцелярию суда. Сегодня выяснилось, что судья оказывается таки вошла в этот день в судебное заседание и, отметив, что сторона по этому делу не явилась, то есть указав в судебном акте заведомо для суда не соответствующие действительности данные, вынесла-таки в отсутствие стороны судебный акт - определение о повороте решения.
Не собираюсь обсуждать существо самого дела, так как по нему, вообще-то никто ничего не получал, а следовательно, никакого и поворота вынести было нельзя.
Дело совсем уже не в этом. Дело в том, что в действительности количество нагловатых по своему существу игнорирований законодательства Российской Федерации в судах, по крайней мере, Новосибирской области начало расти уже как снежный ком. Судьи мировые, федеральные судьи, по-видимому ошалев от отсутствия какого-либо гражданско-общественного контроля, обнаглев от безнаказанности, или из-за страха перед чем-то потустороннем для нас начали повально, сплошь и рядом впрямую нарушать закон. Нарушать, будучи чётко уверенными, что им за это ничег не будет. И есть основания полагать, что они находятся в этой деятельности под прикрытием президиума Новосибирского областного суда - последней инстанции в субъекте федерации, которая может отменить незаконное решение, даже вступившее в законную силу.
Приходится признать, что указанное явление стало ясно проявляться именно со сменой председателя Новосибирского областного суда.
По делу же, в котором федералный судья Зиновьева вынесла определение, и ранее были, например, допущены (но допущены уже именно президиумом Новосибирского областного суда) дичайшие процессуальные нарушения.
Трудно себе было представить, что президиум Новосибирского областного суда ранее мог бы совершенно открыто не допустить в заседание заявленного стороной её представителя только на том основании, что этот представитель - председатель постоянно действующего третейского суда. Участвовавшие при этом в заседании судьи с лёгкостью поддакнули председателю. Среди поддакнувших и развивших тему недопуска оказался и и.о. заместителя председателя Новосибирского областного суда по гражданским делам - Ю.И. Дронь. А ведь он-то, человек весьма осведомленный о гражданском судебном процессе, не мог не знать о том, что то, что человек является председателем постоянно действующего третейского суда, никак не препятствует последнему быть представителем в суде кого угодно.
А дело-то было - об исполнении государственным регистратором требований ст. 28 ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним". Ну не хотелось судьям выслушать мнение именно того самого юриста, который наиболее последовательно мог бы доказать, что именно председатель суда в своей логике, вынося определение о передаче дела в суд надзорной инстанции, отходит от прямых предписаний закона. А вот потрафить как председателю, так и исполнительной власти - очень хотелось.
Но вообразим себе, что и это было ещё не всё.
Вынося судебный акт, президиум Новосибирского областного суда, тогда остался на совещание. Вместе с ним в комнате для совещания находились: секретарь судебного заседания и судья-докладчик. Ни тот, ни другой членами президиума не являются. Такое процессуальное нарушение называется однозначно - нарушение тайны совещания судей и во всех случаях, наряду с неправомерным недопуском к участию в деле представителя является самостоятельным основанием для отмены судебного акта по делу.
Ранее в суде первой инстанции при рассмотрении этого же самого дела ф.с. О.В.Чистова приобщила к материалам по делу некую подмётную грамоту, бесстыдно разосланную всё тем же и.о. зам. пред. по гражданским делам Новосибирского областного суда Ю.И. Дронем. Ту самую грамотку, в которой расписывалось как и о чём договоривались представители двух ветвей власти в Новосибирской области. И никто не мог сказать - что представлял собою этот документ - если нормативный, то откуда он исходил, а если доказательство - то доказательство чего. Чего, как не нарушения Конституции РФ?
Всё это - в одном и том же деле. В одном и том же. С последовательностью удивляющей и крайне настораживающей. Диагноз только один: спайка судебной и исполнительной власти в Новосибирской области уже привело к грубому и сверхциничному нарушению прав людей. И непременно будет приводить и в будущем.
Таков неутешительный итог.
И вывод только один: если срочно не изменить закон - с правами человека в России может быть покончено надолго. А второго такого периода массового нарушения прав человека, как мне кажется, Россия уже не переживёт.А ещё завтра с утра будет забавный такой процесс.
В нём тоже закручивается сюжет покруче "Фауста".
По фабуле своей дело там несложное.
Одна фирма Т подрядилась сделать для другой - Г установку. Подписали договор, расписали график как платежей, так и изготовления. Но Г вовремя не уплатила. г-н И поручился за исполнение обязательств фирмой Г перед фирмой Т в объёме, оговоренном в договоре поручительства. Фирма Т предъявила иск г-ну И, а Г привлекли в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора.
Так вот, судья сама по собственной инициативе вынесла определение, которым признала фирму Г ответчиком по этому делу. И это при том, что фирма Т наотрез отказалась предъявлять именно фирме Г какие бы то ни было требования.
Таким образом, судья завтра будет рассматривать требования, которые никто к Г не предъявлял.
Что ж отчёт об этом действе, вкупе в указанием с фамилией судьи будет опубликован завтра. А пока... пока фирма Т готовится отказаться от иска к фирме Г. (Определение-то о привлечении в качестве ответчика обжаловать никак нельзя, хотя судья и написала, что это обжалование возможно, и даже приняла апелляционную жалобу).
Вот такие замечательные дела начались в нашем Отечестве.

суббота, октября 28

Это что за срамотища такая ?!





Без всяких купюр выкладываю тут страшное, как мне представляется, известие.


Тут одно из двух: или изложенное здесь - клевета (и тогда я готов опубликовать опровержение) или - мы докатились уже до самого дна и дальше только ад. Если судья, позволивший себе заявить такое не будет публично освобождён от занимаемой должности, я должен буду признать, что Россия опозорена.



Граждане, Отечество - в опасности!


Сибирских судей Европейская конвенция и права человека "не касаются"...



Об опасности игнорирования практики Европейского Суда из- за недостаточной квалификации судей Тюменской области


В практике Тюменского областного суда участились случаи грубого нарушения законодательства о приоритетном применении норм международного права и международных договоров, указанного в части 4 статьи 15 Конституции РФ, части 2 статьи 1 ГПК РФ, части 3 статьи 1 УПК РФ.


Так, 27 апреля 2005 судебная коллегия по гражданским делам Тюменского областного суда (А.А. Лаврентьев (пред., докл.), А.А. Кликушин, В.П. Горностаева) при рассмотрении кассационной жалобы ответчиков на решение Ленинского районного суда (А.В. Карпов) от 28 февраля 2005 вынесла определение, в котором содержится отказ в применении практики Европейского суда по правам человека по мотиву: «судопроизводство в Российской Федерации осуществляется на основании законов (конкретных правовых норм), но не на основе имевших место конкретных судебных дел (прецедентное право)».


07 сентября 2006 состоялась судебная коллегия по уголовным делам Тюменского областного суда (Ю.Д. Носов(предс.), С.А. Клюсова, И.А. Шипецова (докл.)) при рассмотрении кассационной жалобы осужденного С.В. Кривды и кассационного представления прокурора на приговор Центрального районного суда (В.Г. Агафонова) от 30 июня 2006. В ходе судебного разбирательства защитник осужденного указал на нарушение судом первой инстанции прав человека, предусмотренных Европейской Конвенцией, сославшись на практику Европейского суда, в частности на выводы Суда по делу о приемлемости жалобы по делу «Худобин против России». Однако председательствующий прервал выступление замечанием «Нас не интересует, кто там выступал против России. Нас не касается практика Европейского суда. По нашему делу у Вас есть что сказать?»


Между тем в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» указано: (преамбула): Международным договорам принадлежит первостепенная роль в сфере защиты прав человека и основных свобод.



(пункт 4): Судам надлежит иметь в виду, что международный договор подлежит применению… при условии, что указанный договор вступил в силу для РФ (например, Конвенция о защите прав человека и основных свобод была ратифицирована РФ Федеральным законом от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ, а вступила в силу для Российской Федерации 5 мая 1998 года - в день передачи ратификационной грамоты на хранение Генеральному секретарю Совета Европы согласно статье 59 этой Конвенции).
(пункт 8): Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации.
(пункт 10): Разъяснить судам, что толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 года (раздел 3; статьи 31 - 33). Согласно пункту «b» части 3 статьи 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования.


Российская Федерация, как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод, признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (статья 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»). Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод.


Поскольку пренебрежение указаниями высшей судебной инстанции в практике Тюменского областного суда повторяется, это может свидетельствовать об опасной тенденции. Во избежании укоренения нежелательной практики Тюменское отделение общероссийского общественного движения "За права человека" предложило каждый случай игнорирования практики Европейского суда расценивать как свидетельство недопустимо низкого уровня квалификации соответствующих судей.


По этому поводу в квалификационную коллегию судей Тюменской области направлено обращение Тюменского отделения общероссийского общественного движения "За права человека" на тему "Об опасности игнорирования практики Европейского Суда из-за недостаточной квалификации судей"



ИА Сутяжник-Пресс


25.10.2006